1)ФИ:
Долорес Шепард  / Dolores Shepard
2) Возраст Героя:
16 лет
3) Статус:
ученица
4) Описание внешности:
Лолита.
Что может быть чудеснее невинности? Сладкой нетронутости со щепоткой женственной роскоши вполне созревшего создания. Чистота неопытного духа и молодой плоти. В неё сочетались все прелести божественной милости. В ту чудесную пору ей было не многим больше шестнадцати лет. Легкое, даже призрачное обаяние, превосходно уживалось в одном теле с небольшой скрытностью. Печать особого очарования, которое ничто не смогло заставить потускнеть, особенно прослеживалось в уголках губ небесного создания. Если что-то могло заставить её улыбнуться, то на белой девичьей коже тут же загорался алый румянец, а на щеках неизвестно откуда появлялись две еле заметные ямочки. Будучи с детства слегка нескладной,  движения девушки были не плавными, а несколько грубыми и резкими, однако всё менялось, стоило её тонким белым пальцам коснуться деревянного тела скрипки. Исчезала вся скованность и натянутость движений. Пальцы быстро ласкали струны, и смычок танцевал над скрипкой, пока та плакала и разрывалась от чарующих звуков музыки. В те моменты, именно тогда, узкие слегка длинноватые губы искажались в неповторимой полупрозрачной улыбке. Тогда небесно-голубые глаза сладко жмурились, а всё тело будто бы пело вместе с инструментом. Однако не всегда всё было столь прекрасно. На самом деле Лулу не была красива, а её внешность чем-то отдалённо напоминала лягушонка. Рот, как уже было сказано, был слегка длиннее, чем, скорее всего, предусматривался. Его ширина превышала расстояние между глаз и за счёт этого девушка всегда походила на удивлённую лягушку. Глаза тоже слегка больше нормы, оставались широко распахнутыми, от чего складывалось впечатление, будто малышка только что увидела то, что потрясло её до глубины души. Окаймленные рядом пышных чёрных ресниц, эти огромные зеркала чистой женской души вовсе не нуждались в косметике и прочих «издевательствах». Вот что было на этом лице, как полагается так это идеально прямой нос. Без единого намёка на вздёрнутость или микроскопическую горбинку. Сам овал был так же безупречен, а кожа ровной, но от чего-то уж слишком белой, словно бы это была не живое существо, а двухнедельный труп, окоченевший на январском морозе. Что особенно радовало окружающих, так это длинные светлые волосы с чувственным медовым отливом. Они податливо прикрывали широкий лоб, спадали на острые плечи и спускались по всегда идеально ровной спине (да, осанке Лолиты мог позавидовать любой.). В гардеробе Лолит не было ни одной вещи, что открывала бы её тело до непристойности. Все они были тщательно подобраны по цвету и фасону. Юбки только до кален, кофты и блузки только с рукавом на ¾ , чулки обязательно с рисунком, а туфли только без каблука, больше удобные, чем красивые. Цветовая гамма колебалась от нежно-розового до серого. Сдержанность и  целомудрие чтил тот человек, что выбирал всё это. Рост не выше среднего. Телосложение худощавое.
Не редко Лулу надевает очки, но они служат лишь для корректировки зрения.

5) Характер:
Она всегда была ласково усталой и не смотря на прямодушие, являлась лукавой и грубо- увёртливой ,как дама с цепной собачкой, которой являлся никто иной как я. Это дерзкий, хрупкий ребёнок с божественной праведностью на светлом личике вперемешку с мерзостью шлюхи в прогнившем нутре. Меня всегда поражала природная  двойственность её натуры, зачастую она напоминала тех курносых розовощёких развратниц, что притворно улыбаются камере на глупых журнальных картинках, это качество в ней было словно присыпано, как сливочное мороженное, стружкой из детской наивности и мечтательности. Тем более через образ маленькой опытной проститутки, знающей всё об этом смердящем мире, я видел в ней неисчерпаемую нежность, почти неизъяснимую, неземную… Она пахла нежным бисквитно- сладким запахом до сих пор стоящим у меня где-то на уровне горла, доводя до тошноты. Бесстыдница была склонна к резким перепадам настроения, и её кидало из крайности в крайность, как лёгкую шлюпку во время шторма силой в девять валов. В тайне от меня она грязно ругалась и швырялась непристойными жестами и проклятьями. Не смотря на это, всё в ней заставляло меня трепетать при одном её появлении в комнате, весь мир будто бы становился чуточку лучше, когда Лолита улыбалась. Я помню, как она таинственно, с какой-то русалочьей мечтательностью, надевала на изящные крошечные ушки громадные наушники и поэтично стучала погрызанным карандашом по любой поверхности в восхитительной правильности ритма неслышной музыки. Карандаш она, кстати, предварительно облизывала шершавым розовым языком, и грызла слегка кривоватыми зубками цвета слоновой кости. Однако стоило оторвать взгляд от пустого созерцания, через призму специально напущенной дымки невинности, и заглянуть в недра моего сознания, то я испытывал сладкое отвращение к этому порочному дьяволу прикинувшимся моей обожаемой Ло и заманивающим меня в свои сети вечного блаженство в обмен на мою и не без того грешную душу. И клянусь Святыми небесами… я уже почти поддался неведомым чарам этой белокурой ведьмы.
6) Биография:
(Здесь вроде бы все ясно. Где родился? С кем жили? Откуда бежали? Все расписываем по пунктикам, до того момента, как попадаете  в эту школу. Пишите не меньше 8 полных строк, а для лучшего впечатления о вас, 10-15.. Но не сильно увлекайтесь, 30 строчек - почти предел)
А знаете, я её не любила. А за что? За то, что она меня родила? Нет, уж увольте. С самого момента моего рождения я фактически не видела и не знала её.  Помню только, что с какого-то момента всё резко пошло не так. Мне запретили шуметь, играть, петь, прыгать, открывать окна, только что бы не раздражать смертельно больную мадам. Она, похожая ещё при жизни на столетнего трупа иссохшего и погребённого в той вечно запертой комнате, пугала меня. Меня к ней не подпускали, а если дитя всё скучало по материнской ласке, то покупали очередную ненужную игрушку. Мы с отцом жили в небольшом (относительно небольшом) коттедже на берегу голубо-лазурной лагуны, кажется, раньше он служил домиком для гостей. Волны лизали возвышающиеся над водной гладью когти-рифы, но мне всегда нравилось босиком ступать по рыжему горькому песку и нежиться, щурясь от яркого летнего солнца. Однажды резвясь в сиреневой тени садовых деревьев я весело подбрасывала в воздух большой красный мячик, за которым взмывала ввысь, забавно скрещивая когтистые лапки, моя любимая собака Саша. Это был чудо-пёс. Со струящейся рыжей шерстью, не многим меньше меня тогда, с умными глазками – каштанами и пытливой мордочкой. Собака отличалась особой покладистостью и остроумием (если оно, конечно, бывает у животных). Моим первым словом, как говорил отец, была именно кличка моей собаки. Так вот в момент того, когда, наконец, сработал закон Ньютона, я отвлеклась на Сашу и красный объёмный шар, лукаво отпрянув от земли, насмешливо укатившись куда-то в чёрную мглу розовых кустов. Я позвала своего друга детства за собой, но собака визгливо прижала уши к круглой головке и уселась на пушистый зад. Махнув на неё рукой, я подалась вперёд и, втискивая своё маленькое тельце в узкий просвет между ветками, видимо проломила живую изгородь и внезапно оказалась в той части сада, куда отец ходить запрещал. Детское любопытство, наивность и мечтательность стали моим факелом и яркой искрой,  сухие ветви жажды приключений. Я весело распевала какую-то детскую песенку и продвигалась, вперёд пиная красный шарик, к которому уже давно потёряла интерес. Тут я услышала голоса. Сначала тихие, приглушённые, затее более отчётливые и членораздельные. Я насчитала около пять женских тембров ,но один из них самый слабый, тихий и мелодичный доносился будто бы не из-за цветов, а из-за тяжёлой тёмно-бардовой завесы моей памяти. Из самого сердца и глубже. Он вызывал в моём маленьком тельце целую бурю эмоций, и я желала взглянуть в лицо той, что пробуждала во мне самое светлое и прекрасное, которая будоражила воображения и той, которой, мене так не хватало все эти годы, для того чтобы почувствовать себя воистину счастливой… О, как долго я проклинала себя за это! Такого ужаса прежде я не испытывала никогда! Это был мертвец (я, конечно, точно сказать не могла, так как раньше никогда не видела умерших, но я могу поклясться, что это был именно труп). Голова, лежащая на белоснежных кружевных наволочках,что были изящно разложены на плетёном кресле-качалке, была похожа на полусгнивший череп, на который редкими прядями спадали сальные чёрные волосы, исчезающие где-то за ушными раковинами. Глаза впали в него так глубоко, что видны были только чёрные глазницы, а нос… Его фактически не было! Ноздри так задрались, а вся кожа была так обезображена, что я почувствовала омерзение и брезгливость. Мне показалось, что я начала терять сознание, а дальше всё помнилось смутно. Я с криком бросилась бежать прочь, но в момент особо ощутимого ужаса и отчаяния, я заметила на себе тёплый оттенок глаз и лёгкую тень, что легла на это неживое лицо и отразила в себе всю боль и отчаяние, которое только могло быть в этом прискорбном мире. Я в истерике кинулась к отцу. Я плакала и плакала, прижимаясь к его груди, а он, поражённый этим, даже был не в силах жалеть меня. В тот день я в первый и в последний раз увидела свою мать живой.
Вскоре она умерла. На похоронах было так много людей, что я только и делала, что вжималась в свою няньку. Она искренне считала, что несчастная девочка плачет от неизгладимой утраты, но она и подумать не могла, что творилась у меня в голове. Толпа всё сгущалась и сгущалась. Отпевание было долгим, муторным и скучным. От нечего делать я стала  рассматривать лица и считать пришедших. Кто-то плакал, кто-то томно и стыдливо прятал глаза . «А она была уважаема, даже популярна» пронеслось у меня в голове, но развить эту мысль я так, и не смогла так, как все поднялись и стали потихоньку двигаться к распахнутому гробу. Мой отец был первым. Его еле подняли с деревянного сиденья, ибо он бился в жуткой истерике и не крепко стоял на ногах. Мне стало жаль его тогда. Он сжал её мёртвую руку и пылко целовал ладонь и пальцы в тяжёлых перстнях. Я впервые подумала о том, как же сильно он любил её, но быстро отогнала эти мысли от себя. Тогда, нянька впихнула меня в самое начало «очереди». Я оглянулась пару раз, перед тем как сделать шаг, чтобы понять по лицам народа, какие же чувства я должна испытывать, но ничего определённого не подчеркнула. Тогда я встала на цыпочки, дабы лучше разглядеть тело. Лицо было закрыто белой маской, волосы, теперь были чисто вымыты и уложены. Практически в каждую прядь было вплетено по белому цветку. Белоснежный саван роскошен, на груди мертвеца бриллиантовое ожерелье. Почему–то в тот момент она показалась мне отчаянно молодой и очень красивой, я даже начала жалеть, что такая красота исчезла так внезапно и глупо. Я  постаралась подавить брезгливость, что всё ещё вызывали у меня воспоминания о её лице, и в тот момент наклонилась к её лбу (точнее к маске) и легко коснулась его губами. Наверное, это выглядело так нежно, что одна женщина, до сих пор не проронившая не слезинки разошлась в бурном рыдании. Повисла тишина, а я спустилась в зал, прошла по нему и гордо покинула церковь. Притворившись, будто бы уже еле стою на ногах, я добилась того, чтобы меня увезли оттуда.
Отец угас быстро. Просто алкоголь, кокаин и шлюхи стали его лекарством от неизгладимой утраты и невыносимой боли. Я не винила его. В доме стало куда лучше без неё. Знаете, я даже вздохнула с облегчением. Каждое утро (а теперь я вставала с первыми лучами солнца) я вбегала во все комнаты и широко распахивала окна, кричала, топала ногами, прыгала на кроватях, вытряхивала шкаф с её вещами и разбрасывала их по всему дому. Отец не возражал, горничные и прочая прислуга тоже. Однако я чувствовала, моё счастье не вечно.
Отец умер через два года после матери. Когда его холодное тело нашли на полу в ванной, то никто даже не удивился. Передозировка. Забрали быстро, похоронили так же скоро. Ничего об этом не помню. Мне разрешили не идти на панихиду, и я практически весь день провела в гнетущем безделье. Тогда мне только – только минуло восемь лет.
С тех пор началась суматоха и настоящее варварство. Как жадные стервятники налетала родня, что пыталась оторвать от моего наследства кусок побольше, да по сочнее. Их наглости и коварству не было предела. Кто-то даже пытался выжить меня со свету и обогатиться за счёт моей несчастной семьи.  В те моменты я ненавидела их искренне, всей душой желая им скорой и мучительной смерти. Ночами я молилась, чтобы их дети поплатились за то, какими ублюдками оказались их родители.
Поделив кое-как жалкие остатки моего прошлого, несчастное дитя сгинувших родителей было решено отдать на воспитание в надлежащее учреждение. В приюте мне не нравилось, хотя он и был одним из самых элитных в стране. Простыни были холодными, каша горькая, окружающие глупыми. Это общество мне не подходило. Я чахла от собственных неисполненных желаний и капризов, от дерзости соучеников и грубости учителей. Однако у меня даже стали появляться приятели. Многим девочкам казалось печальным то, что моя семья была так жестоко стёрта с лица земли, а я замкнутая и, по их мнению, глубоко несчастная постоянно нахожусь в ужасном одиночестве. Тогда ко мне и приклеилось это прозвище Лягушонок. В каждом разговоре я так туго выдавливала из себя слова, будто меня хватают за жабры, а моя внешность действительно делала меня немного похожей на эту тварь. Они часто потешались на до мной, а я в отместку на это засовывала им в постели живых лягушек (как пробиралась я в их запертые комнаты до сих пор для них загадка ). Когда мне стукнуло одиннадцать, жизнь сильно  изменилась.

- Посмотри! – крикнула Шанель и в буквальном смысле вытолкала меня на небольшой балкон в одном белье. Растрёпанная после тяжёлой ночи, во время которой мне отчаянно не спалось, я ворчала и пихала подругу плечом, дабы там впустила меня обратно в мои покои.
- Ты для начала посмотри!!! – Никак не усмирялась дурочка и толкала меня к перилам.
- Хорошо…- вяло откликнулась я, и  та, видя моё недовольство, подошла ближе и коварно схватила меня за щеки, да развернула к кустам с сиренью, которая в этом году цвела просто роскошно.
- Смотри внимательно!- как-то уж очень назойливо и хитро прошипела девчонка. По началу среди всей этой пестроты я не могла увидеть что-то особо примечательное, но через пару мгновений из груди вырвалось некое подобие стона.
- Ах…- протянула я, впиваясь глазами в неопознанный субъект мужского пола.
- А я что говорила! Девчонки судачат, что приехал за кем-то из наших. Ищет какую-то.… Представляешь! Такой красавец и к нам.
Её голос постепенно отдалялся, а я уже не чувствовала земли под своими ватными ногами. Идеальные черты этого нежного юношеского лица потрясли меня. Я судорожно сглотнула ком, вставший посреди моего пересохшего горла. Сердце так бешено стучало в груди, что я прижала к ней руки, чтобы хоть как-то заглушить этот пронзительный стук. Постепенно мне казалось, что весь двор наполняется этим звуком и пульсирует вместе с моими венами глубоко под кожей.

Я уселась на переднее сиденье красивой современной и явно очень дорогой машины и ещё долго торчала из окна, махая и вторя вслед удаляющейся фигурке Шанель, что я буду писать раз в неделю, звонить раз в месяц, приезжать каждый уик-энд. Естественно этим обещаниям никогда не суждено было сбыться. Его тонкие, совершенно не мужские ладони, словно бы ведомые какой-то неслышной музыкой, понятной только ему одному, плавно опускались на блестящий чёрный руль и на поворотах нежно и ловко управлялись с ним. Повисла неловкая пауза и, кажется, мы оба боролись с нарастающим напряжением и тягучей неловкостью. Видимо ничего лучше, чем спросить, не голодна ли я он не нашёл и через час напряжённого молчания и душевного шторма, наш бумажный кораблик наконец причалил к берегу судеб. Я слушала просто поразительный звук мощных динамиков и медленно млела, в такт музыке двигая пальцами по коленке. Он незаметно покосился на то, что я вытворяла, явно смутился (ах эта молодость! Чертовская, бесшабашная молодость и родство наших душ!), и медленно, словно бы пробуя слова или выдавливая их из себя, разве мне нравится такая музыка. Я угукнула, оторвавшись от собственных рассуждений, покраснела и, неловко сжавшись, ответила, что я люблю музыку, даже училась играть на пианино, но пока что у меня выходит не очень-то хорошо. Мужчина встрепенулся и словно бы почувствовав себя более свободно, тряхнул прекрасными тёмными волосами и с неким прищуром лукаво посмотрел на меня. Мы стояли на парковке рядом с небольшим кафетерием, где продавались просто замечательные десерты и молочные коктейли. В тот момент у меня остановилось сердце, его синие нереально глубокого цвета ультрамарина глаза впивались в меня, и мне казалось, словно мое тело холодеет, а дыхание наоборот становиться всё жарче. Оно то пробегался по моему телу, вжавшемуся в сиденье, то вновь смотрел на лицо, а я таяла от его красоты. Безумие, такие сильные чувства он вызывает во мне и до сих пор. Наверное прошло несколько минут перед тем как он соизволил перестать нагло пожирать меня взглядом (Хотя глупая похотливая Лолита была вовсе не против, сэр.). Дальше мы долго сидели в кафе и он покупал мне то, чего моей ненасытной душеньке только было угодно. Вышли мы оттуда, только тогда, когда на улице стало темнеть. За разговором я узнала, что он был учеником моего отца, но после несчастья приключившегося с мой «прекрасной» (да! Ты всегда говоришь о ней с таким благоговением, такой поэтичностью! Ох, если бы ты, Вильям, хоть раз сказал так обо мне! Если бы раз прикоснулся ко мне так, как ты всегда мечтал прикоснуться к ней! ) матерью, тебе пришлось уехать. Да, он явно был скромен и самокритичен, ведь передо мной сидел не просто прекрасный юноша, а великий гений современности! Любой инструмент в его руках звучал ,словно в руках бога! К сожалению тогда, ты позволял мне видеть то ,что тебе самому хотелось что бы я видела, поэтому о твоей печальной судьбе я узнала много позже. Я, как порядочная девочка, получила собственную комнату и даже ванную (!) в его поистине огромном доме. Однако вместе со всеми прелестями и почестями мне было запрещено очень и очень многое. И опять это детское не шуметь, словно бы из прошлого ,а не из его уст, и это «тебе нельзя заходить в эту комнату, Лулу!» и многое, многое, многое.… Из клетки приюта, я оказалась в клетке куда более роскошной и просторной, но всё-таки клетке.
Так и повелось. Ты был мне отцом на документах, но любимым в стихах и прикосновениях. Твоя чрезмерная строгость, теперь я понимаю сколь отвратительна и несносна я была, но ты никогда не причинял мне вреда ,а лишь только желал лучшего. Я всегда н еслушалась и, наверное, этим причиняла тебе нечеловеческие страдания. Ведь самое дорогое ,что было в твоей жизни была я.…Какая сладкая ложь, Билл. Картина, что я нарисовала сама для себя. Ведь, как бы ни было горько, признайся, ты делал это из жалости и отчаяния. Забота обо мне. Ты надеялся, это излечит тебя от чувства вины, но я лишь всё сильнее тянула тебя ко дну, как камень на шее. И даже тогда когда я смогла побороть гадкую живучую подростковую натуру, даже тогда в твоей голове жила только она. Она двигала и манипулировала тобой, даже после своей физической смерти и в твоих объятиях всегда таяла Кристин, но не Лолита.

7) Средство связи с Вами:
very_09@mail.ru
8) Пробный пост:
прошу не мучайте меня.
я и так пять дней анкету писала.
обещаю ,что всё в таком же духе, как и био.