Дерьмо – слово многогранное. Оно может быть существительным или играть роль прилагательного, но смысл его от этого ни кой образом не меняется. Дерьмо, всегда было и есть дерьмо. Для Долорес Шепарт это ни имело значения, на кой чёрт разбираться в лингвистике, грамматике и прочих школьных неприятностях, коли, вся жизнь увенчана именно этими  шестью буквами. Они слетали с её уст, когда Ло просыпалась в своей уютной розово-персиковой комнате, они ещё раза три вылетали, пока Лола спускалась по лестнице в холл и бесконечно прокручивались в голове, ежели девчонка выслушивала целый трактат о её отвратном поведении от своего отчима…
С таким дерьмовым, заранее подгаженным настроением Долли Шепарт отважно шлепала по ненавистным серым лужам, да так что её новенькие коричневые мокасины промокали насквозь и до следующей сушки превращались в то самое коротенькое существительное, что прочно сидело в голове у маленькой не симпатичной, ничем не примечательной школьницы.
До этого они жили в Калифорнии, в мире солнца и терракотовых закатов над холмистыми равнинами и изумрудно-гладком морем. Там всё устраивало её, короткие маячки и шорты с розовой девичьей вышивкой, сандалии и бесконечное сухое жаркое лето. Там был бассейн и почти новенький велосипед, журналы в почтовом ящике и мороженое после обеда.
Лулу чавкала обувью по грязно-серому размокшему асфальту, какой-то отстранённой, слоняющейся походкой, словно бы она и не опаздывала вовсе. Её распахнутое первое в жизни (остальных она просто не помнила) пальтишко с меховым воротничком, обычная школьная юбка натянутая почти до груди, дабы казаться короче и пушистый цветастый шарф, который она просто ненавидела… да этот день был явно особенно дерьмовым, день её шестнадцатилетия…
Лол никак не могла привыкнуть к этому мерзкому холоду и по привычки всё ещё смотрела сайты с прогнозами погоды на ближайший понедельник в Окленде (штат Калифорния). «Сегодня столбик термометра не опустится ниже 18-ти градусов по Цельсию, переменная облачность, без осадков…» Она подсознательно сравнивала эти погодные условия с теми, что пророчили новости Соединённых Штатов. «Дерьмо, а не город! Дерьмо, а не Европа!» Со злости Лола во весь голос чертыхнулась и зарылась носом в пушистый шарф.
- Я никуда не поеду!
- Лолита!!! – взревел Вильям Шепарт и ударил сжатым кулаком по деревянной столешнице, да так, что стоявшие на ней тарелки и стаканы со звоном подпрыгнули.
- Я не поеду!- голос девчонки срывался и хрипел, колючий, раскалённый ком обиды и разочарования встал по среди глотки и предательски щипал глаза. Ло показательно заткнула уши пальцами и, не оглядываясь и не откликаясь на ругань и ор Вила за её спиной, показательно топая, влетела по лестнице в свою обитель. Комнату  сверху донизу залило оранжевым светом, на контурах мебели, игрушек, безделиц лежали золотые тени. Злоба сдавила грудь и Лола в истерическом припадке, дрожащими руками крушила всё то, что собиралось в этой сокровищницы, не месяцы, а годы. «А фотографии…отлично! Сожгу!!! Пусть тогда ничего не будет напоминать о Лолите! Ах, подарки…к чёрту! Здесь ничего не останется после меня! Я подожгу всё!!! Подожгу! И сама сгорю! Ненавижу! ненавижу….» Она бесилась, рвала картинки со стен, фотографии, рисунки, мерзкая и оскорбленная она била рукой о стены, а затем, наконец, рухнула на мягкие покрывала, прорыдала часа два от силы и уснула. Вечером она спустилась к нему, усталая, с припухшим от слёз лицом, с красноватой каймой вдоль губ и век, с глубоко залёгшими под глазами чёрными кругами и осталась у него в комнате на всё ночь. Утром, она простилась с солнцем и привычным для неё миром. Навсегда.
Ненависть ко всему окружающему её обуревала давно, с момента приезда и по сей день. Она мечтала увидеть, как все эти приторные сдобные домики в привычном европейском стиле, все эти лужайки с садовыми гномами, все эти мелкие лавочки, магазинчики, псевдо библиотека, академия, кинотеатр…одним словом всё, всё сгорело дотла, вместе  с жителями, их привычками, секретами, устоями, правилами. Она шла, смешно шаркая и волочась, цепляя ногу за ногу. Её тут сразу не признали, слишком уж заносчивой, капризной, дерзкой, скрытной, резкой и испорченной она была. Даже учителя и те её на дух не переносили, так как Лолиточка, всезнайка и грубиянка, не стала бы подлизываться ни к одному из них, и деспоты за глаза называли её язвой и муштровали, как могли, но этот липовый сучок всё никак не ломался даже под их самым грозным  напором. Зачастую ,остоваясь на тет-а-тет с Лолочкиным папенькой, они говорили, как она не ладила с одноклассниками, перечила преподавателям, прогуливала учёбу, да особо ничем и не интересовалсь, при этом какая-нибудь старая перечница то и дело кокетливо обнажала свои ожиревшие от старости ноги и изо всех сил пыталась заигрывать с опечаленным мужчиной…  Короче, Долорес Шепарт была трудным (как бы это назвали специалисты) подростком, ох, как жаль, что они не знали, насколько несносна она была в действительности.Лола остановилась возле двери супермаркета, колокольчик приветливо звякнул и оттуда выпархнула среднего роста женщина с короткими чёрными волосами, её глаза показались Ло безумными, застывшими, взгяд метался и трепыхался,как печужка. Фигура исчезла за ближайшим перекрёстком, перед витриной с красочной рекламой время для Лолиты текло, словно в замедленной съёмке, нудно, тихо, неощутимо...